Майкл Шэннон
(Некоторые мысли вслух)
Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, от этого дома остается все меньше и меньше.
Я вырос в Кентукки. Мой родной город, конечно, сильно изменился. Не сказать, что он превратился в цементную пустыню, но в моем детстве там было два торговых центра, а теперь - тридцать.
Сплошные сетевые магазины. Помню, я очень любил ходить в обувной магазин: хозяева тебя узнавали, давали конфет. Теперь такого почти не осталось.
Мое первое воспоминание? Мне 5 лет. Я падаю из машины. Не помню - через дверь или из окна. За рулем была мама, она ехала очень медленно. Ничего серьезного, но я почему-то очень хорошо это запомнил, в детстве мне действительно казалось, что мир нужно срочно спасать. Холодная война была в самом разгаре, по телевизору все время показывали какие-то ядерные боеголовки. Для ребенка время, конечно, было очень страшное. Помню, мне казалось, что кто-то обязательно должен что-то с этим сделать. Иногда даже казалось, что именно я. Правда, что нужно делать, я никак не мог попять, у меня была любимая компьютерная игра - Combat. По сути, просто несколько квадратиков, которые должны были изображать танки. Но тогда это совершенно выносило мозг.
Некоторые считают, что тирания – это необходимость. Что люди, оставленные наедине с собой, приведут мир к катастрофе. Не уверен, что это так: мы ведь никогда не видели мира без тиранов. Мы, правда, видели страны, которые окунались в полный хаос после свержения тирана. Так что вопрос стоит считать открытым, у каждого человека возникает желание спасти мир. Но на самом деле он стремится спасти себя. генерал Зод - не абсолютный злодей. У него есть цель, вполне благородная: спасти Криптон (родина Супермена и генерала Зода, антигероя, которого Шэннон играет в фильме «Человек из стали»). Он готов использовать для этого любые средства, но в итоге все равно оказывается неудачником. Криптон гибнет.
Я постоянно чувствую раздражение.
Столько всего надо сделать - и никто ничего не делает.
Меня пугает политика, выборы. Однажды найдется человек, который скажет: «Все, что по-настоящему нужно этой стране, чтобы каждый из ее жителей взял молоток и хорошенько врезал себе по башке». И тогда все соберутся на площади перед Капитолием и начнут колотить себе по голове. Всё к этому идет. наша планета очень похожа на Криптон. Мы довели ее до чудовищного состояния. А ведь природа - штука очень капризная. Она не зло, но она и не добро. Ей вообще мало дела до нас, людей.
Не важно, сколько у тебя денег. Тебе все равно надо пить воду и дышать воздухом.
Уверен, лет через сто район, в котором я живу, будет стерт с лица Земли, я живу в Бруклине, в месте, которое ужасно пострадало от урагана Сэнди. Мы с семьей тогда перебрались к теще - она живет в Гарлеме, на холме, так что там было безопасно. Но когда мы вернулись, весь наш дом был в чудовищном раздрае. Даже в нашей квартире все было вверх дном, а магазин на первом этаже попросту смыло. Когда мы вернулись, я смотрел на людей, которые разгребали завалы, и думал: сколько же раз это должно повториться? Сколько мы будем это терпеть?
Больше всего в жизни я боюсь за свою дочь.
Очень странное чувство, когда ты знаешь про своего деда не больше, чем любой посетитель Смитсоновского института (научно-исследовательская и образовательная организация, объединяющая несколько десятков музеев США). Он был знаменитым орнитологом, но мы все узнали об этом только после смерти моей бабушки, матери отца. Она никогда ничего не рассказывала про деда. А потом мы нашли среди ее вещей кучу фотографий и вырезок из старых газет. В общем, все получилось очень таинственно. Мама - для детства, отец - для юности. все мы постоянно себя разрушаем и снова воссоздаем, просто некоторые делают это резче других.
Меня поражает, насколько разрушительными существами могут быть люди.
Я не хочу говорить обо всех проблемах Вселенной. Я хочу говорить об искусстве.
Я помню, когда последний раз смеялся, но в упор не помню - над чем. Это очень странно - на слезы память гораздо лучше. Правда, плакал я последний раз на пробах, мой папа говорил: «Чтобы побороть машину, надо стать частью машины». Своя правда в этом есть, но, честно говоря, даже когда я в машине, меня видно. Небольшой кусочек все равно высовывается.
Не думаю, что все мои темные роли как-то плохо на меня повлияли. Я стал актером, потому что мне было очень плохо. Я буквально сходил с ума. Мне хотелось бегать и кричать перед людьми, и чтобы мне за это ничего не было. Я хотел унять зуд, который был у меня внутри. Отчасти игра помогает. Она, конечно, очень сильно успокаивает, но зуд все равно остается.
Чем сильнее человек старается бороться с пороками, тем глубже в них погружается.
Театр я люблю гораздо больше, чем кино. Камера ничего не прощает. На экране очень просто выглядеть идиотом - и очень трудно выглядеть по-настоящему интересным человеком, на которого захотят смотреть люди. иногда мне надоедает быть собой, я очень хочу летать, но едва ли это возможно.
Комментарии
Отправить комментарий